У женщины,
Что звали Ефросинья,
Пропал ребёнок,
Девочка, трёх лет.
Случилось это
Далеко в России,
Того села,
Уже на карте нет.
Село когда-то
Было то большое.
Дворов наверно тристо,
Так на круг.
Там и жила, та Ефросинья
И чужое,
Её ни разу
Не касалось рук.
Бывало, что в пути
Найдёт копейку,
И боже упаси,
Что бы в карман.
Так где-нибудь
Положит на скамейку,
И перекрестится
По разным сторонам.
И набожна была
До фанатизма,
Ни слова горького,
Хулителям в ответ.
Она смотрела,
Через веры призму,
На окружающий её
По жизни свет.
У них была и церковка,
В посёлке,
Хоть было там
Не густо прихожан.
Уж многие познали,
Что нет толку,
Себя перед попами
Унижать.
У батюшки
Был дом самый огромный,
И Волга белая,
Одна на всё село.
И было видно,
Что живёт не скромно,
И многие к нему
Питали зло.
У батюшки была
И своя ферма.
На ней батрачили
Фанатики с утра.
И Ефросинья там
Всегда бывала первой,
Управится,
Потом домой пора.
На ферме были
Свиньи и коровы,
Но поп фанатикам
Платил едва — едва.
Те больше обходились
Божьим словом,
Не жалко было
Батюшке слова.
Они ещё
И целовали руки.
И для себя, считали то
За честь.
Поп говорил:
— И Бог терпел наш муки,
За-то для вас
Всегда спасенье есть.
Поп был холёный,
Как кабанчик в рясе,
И крест серебряный
С цепочкой до пупа.
Таких холёных
Били в детстве в классе.
Они похожи были
На попа.
Быть может это было
Заблужденье,
И детский может был
Инфантилизм,
Но не питали дети
Уваженья,
К слащавым тем
И с ними все дрались.
С таких, как раз,
Попы и вырастают,
Из них выходят так же
И менты.
На лучшее
Их просто не хватает
И нет в них созидания
Мечты.
Им хоть бы как,
Но лишь бы не работать,
Но есть возможность,
Денюжки стяжать.
Кого-то обхитрить,
Других прихлопнуть,
А их за это надо
Уважать.
Не знаю, кем был поп тот
В своей школе,
Но жир с лица
Стекал за воротник.
И по своей он
Сытости и воли,
В священники,
Как мышь, в копну проник.
А сам он был конечно
Сластолюбец.
И пол любил
Он женский и мужской.
И ждал, что бы его кто
Приголубил,
И на парней смотрел красивых сам
С тоской.
Хотя ему все нравились,
Любые,
Его же так и к женщинам
Влекло.
Таких, как он,
Дразнили голубыми,
И похоть им, хоть с кем,
Не за падло.
Жена, узнав
Всё батюшки распутство,
Сбежала от него
Давным-давно.
И он её всё хаял:
— Проститутка,
Что б в Ад ты опустилась бы
На дно.
Что бы горела
В огненной гиене,
Ты грех творишь,
И вся ты из греха.
А сам под рясой
Спрятавши колени,
Свои лишь ублажал он
Потроха.
Ребёнка он
Заделал Ефросинье.
Хоть та и благочестие
Блюла,
Сопротивлялась она видно,
Всё ж не сильно,
И девочку
Анютку родила.
Она была ребёнок,
Просто чудо,
Форматам всем поповским
Вопреки.
И все в селе
Ей удивлялись люди,
И все попу
Грозили кулаки.
Что поп — отец,
Там не было сомненья,
Ведь с кем бы из мирян
Та не пошла.
И в церкви каждый раз
После моленья,
Попа та ублажала,
Как могла.
А поп ей говорил:
— Послушай Фрося,
Ты не стыдись,
Греха ведь в этом нет.
И наказания Всевышнего
Не бойся,
Я за тебя сам дам ему
Ответ.
Нельзя, что б плоть
Простаивала даром,
В том есть пренебрежение
К Творцу.
Посколь он наделил нас
Этим даром,
Артачится нам как-то
Не к лицу.
И дело ты к тому ж
Творишь благое,
Через меня к тебе
И в Господе любовь.
Считай вошла ты в рай
Одной ногою,
И потому,
Ты мне не прекословь.
Мирское имя у попа,
Было Григорий,
А как священник,
Был он Никодим.
И на его
Писал кто-то заборе:
— Никуда ты Гриша
Не годим.
Те надписи
Закрашивали сразу,
Но тут же появлялись
Вновь они.
И поп скрипел зубами:
— Ну зараза,
Что б Бог твои урезал
Жизни дни.
2
Однажды в тот посёлок,
В Забайкалье,
Название села,
«Орехов Бор»,
Цыгане целым табором
Пристали,
Где каждый проходимец был
И вор.
Народу было в таборе
Немного,
С пол сотни или
Более того.
Народ этот идёт
Своей дорогой,
Конца пути
Не зная своего.
И шума там наделали
Немало,
Ведь со дворов всё стало
Пропадать.
Из погребов всё уносили,
Даже сало,
И женщины ходили их
Гадать.
Тянули всё,
Бельё, что на верёвке,
И кур, гусей,
Чем славилось село.
Но не поймали
Ни одну воровку,
Но и терпеть не стали
Это зло.
Собрались мужики
Взяв в руки вилы,
Кто и ружьё,
Ножи, да топоры.
И стали гнать их вместе,
Что есть силы,
Которых лишь терпели
До поры.
Потом сам Никодим
Служил обедню,
За избавление,
От сатанинских пут.
Народ цыганский
Со Христом, но вредный
И, если что, и Бога
Украдут.
И тут примчалась
В церковь Ефросинья,
Анютку та
Не может отыскать.
Она соседей
Всех уж опросила,
Сама от страха,
Начала икать.
Глаза её заполонили
Слёзы,
Коса вся растрепалась
На бегу.
К ней от людей
Посыпались вопросы,
— Да дочь нигде
Найти я не могу,
Икая громко
Заревела Фрося,
— В кроватке в доме,
Там она спала.
— Но как же ты
Могла ребёнка бросить?
Да, то скорей
Цыганские дела.
— А их теперь ищи,
Как ветра в поле,
Галдел на голоса на все
Народ.
У Ефросиньи
От сердечной боли,
Скривило даже судорогой
Рот.
— Ах батюшка!
Быть может ты на Волге,
Сумеешь супостатов тех
Догнать.
Часа прошло лишь три,
Не очень долго.
Ушли пожалуй
Вёрст на двадцать пять.
А если на машине,
Мы догоним,
— Ну кто со мною, братья,
На дагон.
Машина это всё-таки
Не кони,
Сказал Григорий
Глядя в верх икон,
Как-будто бы от них
Ждал одобренья,
Что подадут ему
Какой-то знак.
Угодно ль Богу,
То освобожденье,
И правильно ли
Поступить им так.
А кто-нибудь
Давай в район на бричке,
Или скорее что бы,
То верхом.
Милиция пусть вся,
Что есть в наличке,
Дороги все перевернёт
Вверх дном.
Пыля летела
Волга по дороге,
В ней вместе с Никодимом
Все пять душ.
И все молились,
Обращаясь к Богу,
Все верили,
Что Бог их всемогущ.
Но если б ещё знать,
Куда им ехать,
Какой дорогой
Понесло чертей?
От них уж ни следов,
Ни да же эха,
Они ведь проходимцы
Ещё те.
Они могли уйти ведь
И полями,
Глубокой балкой,
Что уводит в лес.
Кибитки все
Запряжены конями
И этот мир
Принадлежит им весь.
Милиция
Гоняла по дорогам,
Ещё потом наверное
Три дня.
И километров намотали
Много,
Но те, как в воду
Канули средь дня.
А Ефросинья,
Убивалась с горя,
И Никодим
Забрал её к себе.
Где та потом,
Утешилась вдруг вскоре,
На откуп всё отдав
Своей судьбе.
3
— Ты можешь Фрося,
Говорил он девке,
— Коли захочешь
Стать моей женой.
И мы с тобою
Наклепаем деток,
Не век же куковать тебе
Одной.
Живу я справно,
Есть достаток в доме,
Да и хозяйка в доме мне
Нужна.
В церковных станешь
Матушкой хоромах,
А дома будешь
Мужнина жена.
Да, я согласна Гриша,
Ведь Анютка,
Как дочка мне,
Так дочка и тебе.
Но родилась в грехе,
И злую шутку,
Наверное Господь
Сыграл в судьбе.
Ты только Фрося,
Всё, что между нами,
Не выноси в народ,
На белый свет.
От злобы люди б
Грызли нас зубами,
Да и от власти,
Нам защиты нет.
— Ты девка видная,
Он вёл её к постели,
— Ведь раньше мы
Украдкой всё, ворьём.
Бело, как снег,
Твоё тугое тело,
Глаза твои,
Как синий водоём.
И Никодим,
Стянул с неё одежду.
На грудках сразу
Напряглись соски.
Меж ног он сунул
Руку ей в промежность,
Где бархатом струились
Волоски.
И тут же та
Обмякла, застонала.
В руках его
Забыла все грехи.
Её насытить
Ночи было мало,
Её похать бы надо
В две сохи.
А Никодим был тучный,
Как кабанчик,
Животик был, большой его,
С жирком.
Любил он выпить
Водочки стаканчик,
Зелёным закусив его
Лучком.
Он то же предложил
И Ефросинье.
Он ей сказал:
— Пред близостью не грех.
Глаза её светились
Тёмной синью,
Она была готова
Для утех.
И вместе с ним,
Упала на подушки,
Волос стекала с них
Живая прядь.
Здесь быть она хотела
Потаскушкой,
И с ним была развратной,
Словно блядь.
И это очень
Возбуждало Гришу,
Он жадно целовал её
Соски.
В момент страстей,
Никто святых не слышит,
И не поднимет для креста
Руки.
С ума сходили
Даже божьи дети,
Когда входили
К женщинам земным.
И истребил
Господь их всех на свете,
Потопом самым страшным
Водяным.
Пред женщинами
Очень мало стойких,
Пусть это будет
Даже сам Иисус.
Ведь женщина пьянит
Сильней настойки,
И самая приятная
На вкус.
Была одна
Во всех грехах повинна,
Но Бог примером нам
Поставил ту,
Когда с дороги дальней
Магдалина,
Отёрла волосом с подошвы
Грязь Христу.
Из женских врат
Пришёл Христос на землю.
И грудью материнской
Вскормлен был.
Но библия
Всё ж женщин не приемлет.
И за грехи встаёт
Пред ними на дыбы.
А Гриша с Ефросиньей,
Всё забыли,
Что божье око
Видит всех на сквозь.
Они в безумстве
С жадностью любили,
И не хотели жизни больше
Врозь.
Кто Ефросинью знал,
Как набожную бабу,
Теперь бы видя всё
Сошёл с ума.
Чего-нибудь
Стеснялась бы хотя бы.
Она дивилась этой страсти
И сама.
Она по Грише
Ползала змеёю,
Во все вползая
Грешные места.
И извергался Гриша
Мощною струёю,
Хотя казалось,
Что мошна пуста.
А у неё
Сил было ещё много.
Забыв про всё,
Что можно, что нельзя,
Она бы удивила
Даже Бога,
По Грише, как развратница
Скользя.
Ей всё равно,
Что что-то непристойно,
Но в ней проснулась
Женственности суть.
Она была,
Как Клеопатра стройной.
И ей в любви
Хотелось утонуть.
Видать её замучили
Запреты,
У Бога быть всегда
Под каблуком.
Как с под замка
Всё вырвалось вдруг это,
С самой ей не понятным
Языком.
А Гришка думал,
Завтра всё отмолим,
Скорей бы утолить
Её любовь.
А сам, чуть не кричал уже
От боли,
Она с него
Сдирала кожу в кровь.
4
За завтраком,
Она была смущённой,
И всё от Гришки
Прятала глаза.
А он уже
Считал её прощёной,
И ласково,
Смущаясь сам сказал:
— Тебя б не знал,
Подумал, что блудница,
Вот так нас совращает
Сатана.
Ты знаешь, я
Не прочь бы и напиться,
Наверное
Достану я вина.
Коли грешить,
Тогда уже по полной,
Я по душе своей
Живу в миру.
И сам желаю то же
Жизни вольной,
И если умереть,
То на пиру.
Так получилось,
Что служу я Богу,
А отвернусь
И кланяюсь чертям.
Зачем я эту
Выбрал сам дорогу,
По разным с верой
Мы идём путям.
За то моя профессия
Нас кормит,
И добывать свой хлеб
Не в поте же лица.
Грехи все наши
Всё равно Бог помнит,
И знает Он,
Где волк, а где овца.
Не каждый чист так батюшка,
Как с виду.
Там в семинарии
Я повидал страстей.
Что б всю на нас
Излить свою обиду,
Ещё и не придумали
Статей.
Но ладно Фрося,
Так мы только дома,
А в церкви и на людях,
Что б ни, ни.
Вести себя достойно будем,
Скромно,
Пока вновь не останемся
Одни.
5
Цыганский табор,
На своих кибитках,
Пыля дорогой
Скрылся враз в дали.
И без проблем,
С едою и в напитках,
Они с собой Анютку
Увезли.
Её украла
Юная цыганка,
И звали ту цыганку
Шаганэ.
Она пробралась в хату
Спозаранку,
И вместе с девочкой
Умчалась на коне.
А Ефросинья же
Батрачила в то время,
Доила у попа
Его коров.
Будь проклято
Цыганское всё племя,
И в жилах их
Вся воровская кровь.
У той цыганки,
Мать была старушка,
И было имя у неё
Мерив.
Ей Шаганэ сказала:
— Вот тебе игрушка,
Ей, словно вещь,
Анютку подарив.
Мерив была
Сильнейшим экстрасенсом,
И самый сильный
Был у ней гипноз.
Она сломила
Многих деревенских,
Не мало все
Пролили они слёз.
Она людей вводила
В жуткий ступор,
Лишая воли их
И всяких сил.
И поражённый выполнял
Команды тупо,
И всё из дома
Бабке выносил.
У многих тех
Не стало золотишка,
И древних очень
Дорогих икон.
И всяких драгоценностей
Излишки,
В домах поисчезали
Целиком.
Её боялись
В таборе цыгане,
Она о каждом тайны
Знала все.
Бывало так,
Она лишь только глянет,
И всё прочтёт
На нужном ей лице.
И табор весь
Питал к ней уваженье,
Она была у них,
Как талисман.
Была и повитухой
При рождении,
Что б отогнать
Болезней всех дурман.
Во все дела
Цыган она вникала,
И мудрый всем
Умела дать совет.
Чем уважение своё
Тем и снискала,
И было ей
Под восемьдесят лет.
Но ей никто
Не мог дать эти годы,
Она была проворна
И сильна.
Она была одна
Из той породы,
Что не была
Ни раз за жизнь больна.
Других же врачевала всех
С успехом,
В пути цыгану,
Где найти врача.
Могла угрюмых,
Довести до смеха,
К врагам была
Не лучше палача.
Когда она
Увидела девчёнку,
Ладонью враз
Прикрыла ей глаза.
Как-будто бы с тех глаз
Снимая плёнку,
С них побежала
Красная слеза.
Потом она
Прижав к себе малышку,
Достала из кармана
Медяки,
И положила
В каждую подмышку,
Одним только
Движением руки.
Минут через пятнадцать
Их достала,
И от обоих
Жёлтых тех монет,
Уж не осталось
Жёлтого метала,
Они приобрели
Зелёный цвет.
И начали крошиться
Словно глина,
Как из гнилого дерева
Труха.
— Теперь она,
Пред Богом не повинна,
Очистила её я
От греха.
Грех не её,
Но очень грех тяжёлый,
Лежал на ней,
За мать и за отца.
Девчёнка будет
Умной и весёлой,
Сильней еще
Всесильного жреца.
У ней глаза такие
Голубые,
Со всех небес
Вся собрана в них синь.
Подвластны будут
Силы ей любые,
Как за границей,
Так и на Руси.
Я передам ей опыт мой
И силы,
Она во всём
Сильней будет меня.
Спасибо дочь,
Что ты мне подарила,
В ней очень много
Сильного огня.
Быть ей у нас,
Назначено судьбою.
Она повелевать будет,
Как Бог.
И дело сможет
Выполнить любое,
Что встретится
Среди её дорог.
И горе тем,
Кто на пути ей станет,
Что даже у меня по телу
Дрожь.
Таких ещё
Не видели цыгане,
Она любую
Разгадает ложь.
6
А Никодим зажили
С Ефросиньей,
Одной уже и дружною
Семьёй,
Каких повсюду
Много по России,
Многострадальной,
Но всегда живой.
При людях были
Всех скромней на свете,
Пример для всех
Их братьев и сестёр.
На едине,
С себя срывали сети,
Хоть отправляй их сразу
На костёр.
Ей Никодим сказал,
Я врать не стану,
Почти на сто процентов
Всюду ложь.
Религии
Все сотканы обманом,
И нет в них правды
Даже и на грош.
Вот люди где-то
Осуждают секты,
А разницы меж нами
Никакой.
Все пользуются
Только лишь эффектом,
Возобладать
Обманом над толпой.
И в принципах везде
Одно и тоже,
Где ставят силу
Во главе угла.
Последнюю с людей
Сдирая кожу,
Как бы в борьбе,
Добра над силой зла.
И всем сулят спасение
Когда-то,
Две тысячи уже так
Длится лет.
Спасенья ждут,
Хотя всю жизнь кляты,
Но, а спасенья не было
И нет.
Потребность есть большая
В человеке,
Надеяться всем правдам
Вопреки.
И всё искусней лгут нам
Век от века,
Ведь люди в массе общей
Дураки.
Так и козёл
Ведёт баранье стадо,
Назначенное кем-то
На убой.
И тот, кто понял,
Что козлом быть надо,
Возвыситься стремится
Над толпой.
В духовной семинарии
Нас учат,
Как быть козлом
И стадом управлять.
Кто всех умней,
Высокий сан получит,
Хотя в душе,
Пройдоха он и блядь.
Потребность у людей
Большая в вере,
Лишь только на предмет им
Укажи.
Народ настолько глуп
В высокой мере,
Что сам стремится
В это море лжи.
Могли б читать
Чужие мысли люди,
Все знали бы,
Что всюду в мире ложь.
И ложь всегда
Над миром править будет,
А правды в мире
Нету ни на грош.
Где правда прорастает,
Как росточек,
Среди колючей
И слащавой лжи,
Там гнев вулканом
Огненным клокочет,
Захватывая правды
Рубежи.
Овца среди волков
По волчьи воет,
Иначе была б съедена
С концом.
Ссать против ветра
Никогда не стоит,
Все брызги полетят тебе
В лицо.
7
Осел цыганский табор
В Краснодаре.
С тех пор, как гнали их,
Прошло пять лет.
В нём создавались
Молодые пары,
Рождались дети новые
На свет.
А кто-то уходил
От них навеки.
Ведь перед Богом
Люди все равны.
И русский и цыган
— Все человеки,
И все по божьей воле
Рождены.
И умирают все
По той же воле,
Никто не вправе
Направлять стопы.
И все живут,
Хоть мучаясь, до коле,
Бог не разрушит
Жизни их столпы.
Анютке дали имя там
Другое,
Теперь её там звали все
Жасмин.
И для Мерив та стала
Внучкой дорогою,
Детей других всех
Красотой затмив.
Исполнилось девчёнке
Уже восемь,
Под бабкиным надзором
Детских лет.
А в Краснодаре
Начиналась осень,
Деревья обретали
Жёлтый цвет.
Но дни стояли
Тёплыми, как летом.
Полно повсюду
Фруктов овощей.
И бабка с внучкою своей
На фоне этом,
Вникали в суть
Событий и вещей.
Жасмин хватала сразу всё
И сходу,
Буквально впитывала
Бабкины слова.
Что даже и Мерив не знала
Сроду,
Вот это у ребёнка
Голова!.
Но бабка продолжала с ней
Работать,
Премудростям своим
Её уча.
Лишь о Жасмин
Была у ней забота
Во всём подпоркой
Детского плеча.
Она учила красть
Из сумок вещи,
И воровать с карманов
Кошельки.
Ручонки были детские,
Как клещи,
Её ж никто
Не чувствовал руки.
Так не умела,
Даже и старуха,
В мгновенье ока
Делала та всё.
Не успевала
Пролететь и муха,
Чужое было,
Стало вот моё.
Людей вводила в транс
Одним лишь взглядом.
И очищала их карманы
Все дотла.
Мерив всегда
Была с девчёнкой рядом,
Дивясь её успехам
Ремесла.
А Шаганэ хоть дочь
Была родная,
Не знала половины
Этих дел.
— Жасмин у нас девчёнка
Неземная,
Смеялась та,
И взгляд её светлел.
— Не зря её
Я всё же умыкнула,
Она прославит весь
Цыганский род,
Я маминых надежд
Не обманула,
Жасмин науки все
Легко берёт.
— А лет то ей
Всего лишь только восемь,
И посмотреть бы мне
Пока жива,
Твердила всем Мерив
На их вопросы,
— Достичь какого сможет
Мастерства.
Коль в восемь лет
Справляется с лихвою,
Такой усердной
Будет коль и впредь.
То за неё ручаюсь
Головою,
Хоть даже мне
Придётся умереть.
8
Жасмин была
Красавицей от Бога,
Как неба синь
Огромные глаза,
И взгляд то ли глубокий,
То ли строгий,
И грустный если
В нём стоит слеза.
А волосы по пояс
Белой пряжей,
И без губнушки губы,
Словно кровь.
Любой король
В неё влюбился б даже,
Но берегла
Жасмин в себе любовь.
Она читала дома
Много книжек,
Каллиграфический
Был почерк у неё.
Но не любила
Никаких интрижек,
Ценила самолюбие
Своё.
Прошло ещё
Лет десять дивной жизни.
Мерив была
Совсем уже плоха.
И подозвав к себе
Жасмин однажды ближе,
Сказала: — Скрыть
Не в силах я греха.
Ты мне не внучка,
Ты и не цыганка.
Мы выкрали тебя
Из детских пор.
Село большое
Над глубокой балкой,
Название его
«Орехов Бор»,
Находится село то
В Забайкалье,
Там мать твоя
И там твоя изба.
И в путь должна
Отправиться ты дальний,
И там твоя
Дальнейшая судьба.
Меня прости,
Но я тебя любила,
Всё, что умела,
Всё дала тебе.
Чем у меня,
В тебе побольше силы,
Но не перечь
Пожалуйста судьбе.
Пути других
Меня ты видишь лучше,
И, как я свой,
Ты свой не видишь путь.
К тебе по жизни
Попадёт попутчик,
Не расставайся с ним
И вместе будь.
И отомсти
Пожалуйста за маму,
Она теперь
В огромнейшей беде.
Священник, научивший её
Сраму,
Потом покинул
Бедную в нужде.
Священник тот
Родной тебе по крови,
Но не в законе
Кровь его в тебе.
Он мамкиной
Насытился любовью,
И вместе стало им
Не по судьбе.
Но только знай,
Мы все тебе защита,
Не пропадёшь
Ты в таборе любом,
В закладку платья
У тебя зашито,
Что даст тебе
Всегда и хлеб и дом.
Для всех цыган,
Вещица та святая,
И при себе
Храни её всегда
И пусть она
Тебя оберегает,
Твоя восьмиугольная
Звезда.
На каждом пике звёздочки
По букве,
Их там всего,
Как пиков, восемь штук.
Они к своим
Протягивают руки,
И со звездой
Любой цыган твой друг.
Написано там просто
«Мы Ромалы»
И буквы ночью
Светятся в пути.
И ты в какой бы
Табор не пристала,
Везде ты кров и хлеб
Сможешь найти.
Как я умру,
Уйди ты не прощаясь,
Иначе потеряешь всё,
Что есть.
Скажи Жасмин,
Ты это обещаешь?
— Клянусь тебе,
Во мне твой образ весь.
Хранить буду в себе
Твои останки.
Ты будешь жить всегда
В моей душе.
Ты бабушка моя
И я цыганка,
От пальцев ног
И до моих ушей.
9
Мерив вздохнула,
Тяжело со стоном,
И первый раз
Подняться не спеша,
Как показалось всем,
С хрустальным звоном,
Её на век покинула
Душа.
Жасмин, не проронив ни слова,
Вышла,
Блюдя в себе
Слова свои и честь.
Сказала только:
Дай ей мир Всевышний,
Всё остальное
У бабульки есть.
Никто за ней
Не кинулся вдогонку,
И спрашивать ни стал никто,
Куда?
Должна была
Одна побыть девчёнка,
Она была ведь с бабкой
Все года.
Они наверно
Приросли друг к другу,
Хоть если не телесно,
Но душой.
Ей будет трудно
Перенесть разлуку,
Она была ей
Раною большой.
Жасмин дошла до города,
Светало.
И тормознула
Первое такси.
— Пожалуйста,
Мне надо до вокзала,
Смогла одно лишь только
И спросить.
И слёзы потекли у ней
Рекою,
Она прижав платок
К своим глазам,
Жестоко тёрла
Их одной рукою.
И вот уже и нужный ей
Вокзал.
Она таксисту
Протянула деньги,
Он глядя ей участливо
В глаза,
Подал очки,
— Возьмите вот, оденьте,
А то глаза опухшие
В слезах.
Прошу, возьмите, дама,
Не стесняйтесь,
Их у меня ещё вон
Трое штук.
А я как раз сегодня
Увольняюсь,
Зовёт к себе на север
Лучший друг.
— А кто ваш друг?
— Военный он в Иркутске.
Я там шофёром буду
У него.
— А вас зовут ли
Не Василий Слуцкий?
— А как вы так…?
— Да просто, ничего.
С женою состоите вы
В разводе?
На вас висят огромные
Долги?
— Простите дама,
Ведь ни мент вы вроде?
А чешите, как прямо
От ноги.
— А друг ваш
Павел Сидоров — полковник.
— Да я сейчас сойду от вас
С ума.
Сижу тут перед вами,
Как виновник,
А вы энциклопедия
Сама.
— Ну слава Богу,
Вроде всё в порядке,
Подумала Жасмин,
Спросивши вслух:
— А есть у вас блокнот
Или тетрадка?
Захочет, знаю, разыскать меня
Ваш друг.
Я запишу вам адрес,
Где я буду,
А ваш уже
Я знаю наизусть.
Таксист опять:
— Но это просто чудо,
Мне кажется,
Что я сейчас проснусь.
А может вместе
Мы рванём до друга?
И веселее будет нам
В пути.
— Нет, ждут меня дела
В порочном круге,
И я должна
Всех грешников найти.
Найти и наказать
По полной форме.
Несправедливость там
Во всём и много зла.
Священник там один
Всех ложью кормит,
И женщина,
Меня, что родила.
Когда управлюсь,
То тогда я ваша,
И буду я от вас
Не вдалеке.
Отправить некоторых
Надо на парашу,
Их подержать гортань
В своей руке.
Я тоже теперь еду
В Забайкалье.
В село, где родилась,
«Орехов Бор»
Хотя и выпал путь мне
Очень дальний,
Но жгёт меня в душе моей
Укор.
Сама во всём
Должна я разобраться,
Я не люблю
Зажравшихся чинов.
Я б с каждым бы таким
Схватилась драться,
Что бы лишить
Их денег и обнов.
Я этим здесь как раз
И занималась,
Но не обижу в жизни
Бедняка.
И у богатых
Я брала лишь малость,
Сколь враз в кармане
Сможет взять рука.
Мне это вам
Рассказывать не ловко,
Хотя я экстрасенс,
Гипнотизёр,
Но я ещё
Отменная воровка.
На спор бы я
Средь всех была призёр.
Вот кстати эти
Часики, не ваши?
Она часы положила
Пред ним.
Таксист уже совсем был
Ошарашен.,
Губами шевелил,
Как пантомим.
Не в силах был
Он вымолвить и слова,
Когда и как
Смогла она успеть.
— Нет, это чудо!
Вымолвил он снова,
— Да кто же ты,
Что б так вот всё уметь?
— Когда-нибудь
Всё расскажу подробно.
Но, а теперь
Простите мне пора.
Желаю вам дороги к другу
Ровной,
И здесь и там
Вам всякого добра.
Не потеряйте
Адрес мой в дороге,
Но, если что,
Я вас сама найду.
Что я воровка,
Не судите строго,
Я с совестью своей
Всегда в ладу.
10
Они расстались,
Пожимая руки.
Василий до конца
Смотрел ей вслед.
Кому поверить мне,
Глазам или науке,
Что ничего подобного
Мол нет.
Я сам всё видел,
И прекрасно слышал.
Пусть кто-то скажет мне,
Что всё враньё.
И сколь угодно
Пусть в газетах пишут,
Теперь имею
Мнение своё.
Жасмин взяла билеты
До столицы,
Не видела ни разу она
Ту.
А там на поезд
Ей другой садиться,
И суток ещё трое
На Читу.
А от Читы
Автобусом до места,
Ещё наверно
Пять иль шесть часов.
Что ждёт её
Пока ей не известно,
На путь свой взгляд
Закрыт был на засов.
В Москву приехал поезд
Поздно ночью.
И пред Жасмин
Казанский был вокзал.
Она уже
Проголодалась очень,
Где ресторан,
Ей кто-то показал.
Она спросила,
Что б не тратить время,
Ведь от неё
Не скрыто ничего.
В неё Мерив своё вложила
Семя,
Она же знала
Более того.
Народу было там
Не очень много.
Она за столик села
У окна.
А впереди
Далёкая дорога
И здесь теперь
Совсем она одна.
Она привыкла
В таборе быть в гуще.
Где по ночам костры
И звук гитар.
Что быть ещё на свете
Может лучше,
Когда ещё
Красив ты и не стар.
К ней подошла
Официантка вскоре.
Жасмин уставила
На девушку свой взгляд.
И шевельнулась
Совесть в ней укором,
Ну что же делать,
Пусть её простят.
С собою денег та взяла
Немного,
Её друзьям на таборе
Нужней.
Официантка
Выглядела строго,
Но тут же улыбнулась сразу
Ей.
Жасмин сказала,
Что-нибудь покушать.
А на десерт
Пирожное и чай.
Официантка
Всё едва дослушав,
Уже бежала
Ножками стуча.
В мгновенье ока,
Принесла ей пищу.
И весь её исполнила
Заказ.
Потом сказала,
Что менты здесь рыщут,
Воровку ищут мол
Из далека.
— К нам фоторобот
Был доставлен утром.
И кажется на нём, мне,
Это вы.
— Да вроде я не здешняя
Как-будто,
Мой путь был Краснодара
До Москвы.
— Да в том то всё и дело
С Краснодара,
Во всесоюзном розыске
Там вы.
Я покормлю вас
Девушка за даром,
А как помочь
Не знаю я увы.
— Наверно всё же
Где-то прокололась,
Если пошёл такой
Ажиотаж.
Ну что ж,
Ещё с ментами не боролась.
И интересно стало
Даже аж.
Вертелись мысли
В голове бедовой,
— Но почему
Скрывала всё Мерив?
Она меня спасала
Своим словом,
Врагов моих на время
Усмирив.
И потому сказала,
Что б я быстро.
Лишь та помрёт
Покинула их край.
Так за меня Мерив
Боялась риска,
Что в Ад сойти готова
А не в Рай.
Ведь мне она
Свою открыла тайну,
А у цыган то,
Непрощённый грех.
Признается хоть кто-то
В чём случайно,
Ложилось то проклятием
На всех.
Да у цыган
Есть много предрассудков.
Но бабка на себя взяла
Весь грех.
— Тебя малышкой,
Мать звала Анюткой,
Но много было в имени
Помех.
И я тебя спасая
От проклятья,
Твоё сменила имя
На Жасмин.
Толкали мысли
Девушку обратно,
К той, по которой
Не дала помин.
Она как-будто
Слышала вновь голос,
Любившей её бабки
Без ума.
Та за неё
До смертушки боролась,
Хотя осталась
Грешною сама.
Из глаз Жасмин
Ручьём полились слёзы.
Она бы с бабкой
Рядом умерла.
Ей никакие
Не страшны угрозы,
Пусть хоть какие
Ей пришьют дела.
Она в тарелке
Не доела мясо,
Не прикоснулась даже
К пирогу.
Как кто-то ей сказал:
— Ну собирайся.
Она в ответ
— Простите, не могу.
— Что значит не могу?
Спросили снова.
— Я не могу подняться,
Нету сил.
— Вы значит подчинятся
Не готовы?
Опять всё тот же голос
Вновь спросил.
Жасмин была
Как-будто в сне глубоком,
Ей бабушкино
Виделось лицо.
Она глядела
На неё с упрёком.
— Встань и иди
Ты с ними на крыльцо.
Там свежий ветер,
Там твоё спасенье,
Ты не теряй ни сил своих,
Ни чувств.
Ты потерпи
Одно только мгновенье,
И я тебя,
Что делать научу.
Жасмин привстала за столом
Невольно.
Взади её
Стояло три мента.
— Простите мне
Невыносимо больно.
Душа моя,
Как барабан пуста.
— Ты обо мне не сожалей
И не прощайся,
Опять пришли
К ней бабкины слова.
К себе и своей силе
Возвращайся,
Пусть ясной твоя станет
Голова.
И груз, что был на ней
Свалился наземь,
Ей стало вновь
Спокойно и легко.
Куда идти?
У всех спросила разом,
— Мы довезём,
Пешком здесь далеко.
И мент один схватил её
Под руку,
Жасмин ментов решила
Не зверить.
И на лице,
Изображая муку,
Покорно с ними
Двинулась к двери.
11
Там в таборе,
На похоронах бабки,
Все поняли вдруг
Рядом нет Жасмин.
Проверили свои
По сумкам «бабки».
Как бы в казну, что б выдать
На помин.
Никто не потерял
И ни копейки.
У всех все сбережения
Целы.
И поняли,
Жасмин их не злодейка,
— Ей, как Мерив сказала
— Нет цены.
Но где она,
Никто не знал, не ведал.
Она, как испарилась
Навсегда.
Не появилась
К поминальному обеду,
О хоть бы не случилась с ней
Беда.
Та и свои,
Что были сбережения,
Оставила на нужды
Таборчан.
И стало стыдно им
За осуждение,
Что рубанули
Сразу так с плеча.
Жасмин всегда ведь
Помогала многим,
И делом и копейкою
Порой.
Ну надо ж усомниться им
Убогим.
Теперь был каждый
За неё горой.
И по цыганской
Полетели почте,
О розысках слова,
По таборам.
И всё о ней
Разведали короче,
Что к ней в Москве
Пристали мусора.
И что она сидит
Теперь в кутузке.
Что у неё
Тяжёлая статья.
И что Жасмин
Всё ж оказалась русской,
И что Мерив
Приёмная семья.
И те, кто знал,
И кто держал в секрете,
От тех, кто после кражи
Был рождён,
Открыли рты,
И таборские дети
Был каждый,
Этой правдой удивлён.
Ведь меж собой
Не зря они гадали,
Что их Жасмин,
Не так, как все, смугла.
Но всё равно
Все за неё страдали,
Что у неё
Паршивые дела.
С ментами оказавшись
На Петровке,
Жасмин решила
Всех повеселить.
Что б знали все,
Что значит быть воровкой,
Чинам придётся многим
Слёзы лить.
12
В селе «Орехов Бор»,
Там в Забайкалье,
Куда свой и держала путь
Жасмин,
Поп напрягал народ
Душой шакальей,
И вёл себя,
Как настоящий свин.
Он распоясался,
В свою поверив силу.
Немного похудел
И спал с лица.
И многих прихожанок
Брал он силой,
Но все терпели как-то
Подлеца.
Народ жил очень плохо,
Очень бедно,
А у него хозяйство
И доход.
Все у него в долгу,
А он скаредный,
Плевать хотел
На бедный весь народ.
Все у него
Трудились за копейки,
И, хошь не хошь,
Залазили в долги.
А он себе
Привёз жену еврейку,
А та была страшней
Баба-Яги.
Конечно не лицом своим
Не телом,
Ей было что
На людях показать,
Но к должникам,
Она всегда зверела,
Что б как бы их сильнее
Поприжать.
Она теперь сама
Вела хозяйство,
А Никодим, тот в церкви
Лютовал.
Но прятал от людей
Своё зазнайство,
Но девок лапал он
И целовал.
А девки что,
Терпели и молчали,
Деньгами их и страхом
Покупал.
Что Богу так угодно,
И в печали
И сам Христос
Порою пребывал.
— Усердней надо
Проявлять вам веру,
Сельчанам он на службе
Говорил.
Смиренье быть должно в вас
В полной мере,
Мне говорит о том
Архангел Гавриил.
Тот, что Марию
Известил о сыне,
Что та родит спасителя
На свет.
И Бог в веках
Смиренных не покинет,
А гордые держать будут
Ответ.
Не проходите люди
Мимо церкви,
И чаще посещайте
Божий дом.
Сомнений что б
Не заводились в душах черви,
Почаще осеняйте лик
Крестом.
Тяжёлое вот наступает
Время,
Сребролюбивы стали люди
И вольны.
Порабощают нынешнее
Племя,
Сам Сатана и слуги
Сатаны.
Пороки разные,
Как зависть, злореченье,
Порой даже на Господа
Хула,
Теперь превыше
И молитв значенья,
Вас могут привести
В обитель зла.
И я Священник ваш,
За вас ходатай,
Меня не сторонись
Любая плоть.
Как я за вас,
И за меня ты ратуй,
Народ земной,
Что б бесов побороть.
Воздастся вам
За каждую слезинку,
Накажут тех,
Кто отвернёт лицо.
И не взойдёт гордыня
Без косынки,
Даже всего
На отчее крыльцо.
Вы спросите меня
О Ефросинье?
В неё вселились бесы
С давних пор.
В ней дьявола слуга
Довольно сильный,
Ему даже и я
Не дал отпор.
Но я стремился,
А она смирилась,
И там она теперь
Где тлен и грязь.
Она с нечистой силою
Сроднилась,
И со Христом,
Всю потеряла связь.
Вы помните,
Что выкрали ребёнка,
Цыгане те
Пятнадцать лет назад.
А в душу ей
Засунули бесёнка,
Он вырос там
И мучить её рад.
Хотел сам жить
Я с нею, как с женою.
И жил я с ней
Без малого пять лет.
Она же тайно,
За моей спиною,
Чинила мне
И церкви всякий вред.
И я её изгнал
По воле Божьей,
И вы держитесь тоже
В стороне.
Она теперь всем людям
Корчит рожи,
И утопает
В водке и вине.
И на земле
Ей нет уже спасенья,
Спасёт быть может Бог
На небесах.
Она ко мне имеет
Отвращенье,
Забыв даже
О Божьих чудесах.
13
Жасмин закрыли
Сразу за решётку.
— Тебя потом доставят
На допрос,
Сказал дежурный
Фразой ей короткой,
Почёсывая свой
Огромный нос.
А камера была та
Одиночкой,
И не с кем даже ей
Поговорить.
На нарах провела остаток
Ночи,
Себе стараясь
Отдых подарить.
Но не спалось,
И думалось о многом.
О том, что было
И о том, что ждёт.
Что верной ли она
Пошла дорогой,
Которой вот
Пятнадцать лет идёт.
Но выбора то не было
Иного,
Нельзя ей быть овцой
Среди волков.
Цыганское
Держало крепко слово,
Цыганский, как и быт,
Закон суров.
Кто виноват,
У них свои же судят,
Им ни к чему,
Судья и прокурор.
Как скажет у них старший,
Так и будет,
Коль не убьют,
Ты их покинешь двор.
Потом к другому
Не прибьёшься стаду.
Ты для цыган потерянный
Навек.
Поэтому блюсти
Законы надо,
Коли для них ты
Близкий человек.
Прошёл весь день.
Её не вызывали,
И лишь под вечер
Отворили дверь.
Всё согласовывали там
И уточняли,
И на допрос
Зовут её теперь.
Её повёл какой-то
Лейтенантик,
Ключей с огромной связкой
На ремне.
Та по глазам заметила,
— Романтик,
В другом бы месте
Нравился он мне.
Куда её ввели,
Майор усатый,
Был за столом
Цигаркою коптя.
— Ну как вы ночевали
В нашей хате,
Скажите мне
Прелестное дитя.
Проговорил он всё
Скороговоркой,
Открывая «дело»
Пред собой.
— Так, ваше имя,
Отчество и возраст?
Но и от куда вы
Само собой.
— Зовут Жасмин,
А отчества не знаю.
Из Краснодара еду
На Читу.
Лет, восемнадцать вроде,
Вспоминаю,
И мать найти
Имею я мечту.
— А где она,
И где вы были сами,
— Там под Читой
Село «Орехов Бор»
Там и живёт ещё надеюсь
Мама,
Не видела её я
С детских пор.
Меня когда-то
Выкрали цыгане,
И там я воспиталась
И росла.
— И выросли, похоже,
Подлой дрянью,
И натворить успели
Много зла.
Вы год уже,
Как в нашей разработке.
Во всесоюзном розыске
Давно.
Но обрывался след всегда
Короткий,
Не верите,
Что даже мне смешно.
— Вам скоро будет всем
Ещё смешнее,
Подумала Жасмин,
А вслух сказав,
— К веселью вашему
Я дела не имею,
Вы что, меня ловили
За рукав?
-Я не ловил,
Но вы сидите рядом.
И вам теперь
Тюрьмы не избежать.
В душе я вашей
Наведу порядок,
И к стеночке с умею
Вас прижать.
Вот пишут здесь,
Искусная воровка.
И грабит лишь богатых
И блатных.
Следы свои замыливает
Ловко,
И преступлений
Больше нет иных.
Но мы посмотрим,
Всё мы раскопаем,
Что б на десятку
Натянуть вам срок.
Вы девушка, я вижу,
Не тупая,
Но будет вам
На жизнь всю урок.
Я знаю, вы весь день
Ничто не ели,
Вам в камеру
Дадут сейчас поесть.
Да, тут тюрьма,
А как же вы хотели?
Имеем право
То же мы на месть.
— А что ещё
Вы можете мне сделать,
Как только не кормить
И не поить?
— Ну в наказаньях
Нет у нас придела,
Что б всё узнать,
Придётся здесь пожить.
Потом ещё
Вас ожидает зона,
А там, я вам скажу,
Такая тьма,
Где вообще
Отсутствуют законы,
Но будет срок,
Узнаешь всё сама.
Майор позвал
Того же лейтенанта,
— Задержанную в камеру
Отправь.
Посмотрим завтра
На её таланты,
Как говорится,
Не со слов, а в явь.
И лейтенант повёл её
Обратно,
Она на стены кинула свой
Взгляд.
Вот тут рубильник,
Глушит генератор,
На страже только
С улицы стоят.
В дежурке никого,
Видать дежурный,
И есть как раз
Вот этот лейтенант.
Но я устрою
Праздник вам мазурный,
Что бы вы все
Узнали мой талант.
Она уже решила
И всё знала,
Что лейтенант с майором
Будут водку пить,
Она отрубит свет
Им для начала,
И в кабинете их потом
Закрыть.
Потом она
Все камеры откроет,
И узники
Потом пусть все бегут.
Двоих с наружи
Тоже успокоит,
Не перед кеми
Что б не быть в долгу.
Закрыв Жасмин,
Тот мент пошёл за пайкой.
Принёс ей кашу с хлебом
И воды.
На нары кинул
Старую фуфайку,
Сказал: Смотри мне,
Что бы без балды.
Лишь он ушёл
Она достала связку,
Что та с ремня
Стянула у мента.
— Теперь вам кто поверит
В ваши сказки,
Но сами вы
Узнаете меня.
Открывши дверь,
Она по коридору,
К рубильнику
Домчалась тихо враз.
И в низ рванув,
Она всё также споро,
Дверь заперла,
Лишь только свет погас.
Менты к двери рванулись
— Бесполезно!
Они теперь сидели
В западне.
— Ключи давай,
Кричал майор помпезный,
— Ах вот же сука!
Нету их при мне.
Стянула тварь!
Когда только успела?
По коридору топот ног,
Лишил их слов.
— Да, сучка, действует она
Довольно смело,
И сразу в глаз попала
А не в бровь.
Подследственных
Всех выпустила сука.
Всё — головы и звёзды
Полетят.
Но будет нам на жизнь всю
Наука,
Ну, что ж ворьё,
А что они хотят?
— Кто б мог подумать,
Что такая шмара,
Устроит нам такой
Переполох.
— Ты виноват,
Сказал майор ударив,
Товарища в затылок,
— Спящий лох.
Тебе бы соску дать,
А не погоны,
Но как же не увидел ты
Ключи.
Наверное смотрел,
Как на икону?
И в результате,
Вот что получил.
Зажги ка спичку,
Гляну сколько время.
А где часы?
Часов — то тоже нет.
Ну ты смотри ка,
Сучье же ты племя!
Ну подожди,
Я нападу на след!
14
Жасмин открыв
Все камеры,
По счёту,
Сама помчалась к выходу,
Где враз,
Конвойные спросили
Только «кто ты»,
Жасмин с них не сводила
Синих глаз.
Они как-будто
В миг остолбенели,
Она сказала:
— Смирно, не шуметь.
Ребята напряглись,
Что аж вспотели,
Пришлось им и на долго
Онеметь.
Когда с постов
Вернулись постовые,
Что б доложить,
Что на постах стряслось,
Они стояли, словно
Неживые,
У постовых
Вся выплеснулась злость.
Их кое-как,
Но привели в порядок,
Но не могли ничто
Те рассказать.
Майор орал:
— Не расстрелять коль надо,
Но несомненно,
Надо наказать.
Охрана, понимаешь ли,
Петровки,
У каждого в руках у вас
Калаш.
И девушка,
Какая-то воровка,
Вас удальцов
Взяла на абордаж.
Хотя и сам
Большую дал промашку,
На подчинённых всё
Выплёскивал он зло.
От злости на себе
Он рвал рубашку,
— Ну как же так
Случится то могло?
Постам сигнал
И ориентировку,
И воинские части
Все поднять,
Поймать её,
Злосчастную воровку,
И всех сбежавших
Тоже разыскать.
Над нами вся Москва
Смеяться будет,
Да, что Москва,
Пожалуй вся страна.
Нет, я не знал,
Что есть такие люди,
Да что ж за человек такой
Она?
А нас ведь очень
Всех предупреждали,
А мне казалось,
Просто всё смешно.
Ей кол бы в горло,
Что бы до миндалин,
Повесить было б суку
Не грешно.
15
Сбежало в общем
Человек под сорок.
Но насильники,
Убийцы на местах.
Ей видимо самой
Порядок дорог,
Чем трупы бы
Валялись что б в кустах.
Могла бы отпустить
И самых злостных.
Ключи то были все ведь
На руках.
Но просто проучила их
Поносных,
Оставив всех,
Как пешек, в дураках.
Сама Жасмин,
Летела до Загорска,
На первом, что попало ей,
Такси.
Там был цыганский табор
Из Озерска,
Неделю как туда
Приколесил.
И там она решила
Отсидеться,
Потом продолжить
Прерванный свой путь.
Теперь же никуда пока
Не деться,
Хотя бы надо
Просто отдохнуть.
Туда домчались,
Быстро до тревоги,
Жасмин сняла
Свой перстень золотой,
— Прости мужик,
Не хватит за дорогу?
— Да в самый раз,
Я думаю с лихвой.
Сейчас со мной
Наличных просто нету,
Менты всё обобрали
До чиста.
Но я за то
Оставила им мету,
Что б и у них
Мошна была пуста.
В Москву вернёшься,
Сразу всё узнаешь.
Москва теперь
Наверно на ушах.
Но про меня ни-ни,
Иначе пострадаешь,
Менты тебе расскажут,
Весь свой страх.
Ну брат, спасибо,
Что довёз так ночью.
Цыганам расскажу я
О тебе.
Когда нуждаться будешь
В чём-то очень,
Они помогут
И в твоей судьбе.
Жасмин шагнула,
В темноту в сень ночи.
В дали виднелся
Яркий свет костра.
Жасмин была усталой
Очень, очень.
Ей выспаться теперь бы
До утра.
Дойдя к сидящим,
Крикнула задорно,
— Привет ромалы,
Милый мой народ!
Все у костра,
Вскочили враз проворно,
Пуская в круг костра её
Вперёд.
— По говору ты вроде бы,
Как наша,
От куда ты,
И что к нам за дела?
— Да там в Москве
Я заварила кашу,
Хочу у вас укрыться
Ото зла.
Она достала
С отворота платья,
Свою восьмиконечную
Звезду.
— Да ваша я,
Вы сёстры мне и братья,
И знаю, что
Защиту здесь найду.
— Садись сестра,
Отведай с нами пищу,
Мы поросёнка
Жарим на огне.
— Меня теперь в Москве
Менты все ищут,
Здесь на недельку
Спрятаться бы мне.
— Мы всё устроим
В самом лучшем виде,
Цыган всегда цыгану
Друг и брат,
Здесь ты не будешь
Никогда в обиде,
Садись к огню,
Вот мясо можешь брать.
Коль хочешь, расскажи нам
Кто, откуда.
И дальше ты куда
Свой держишь путь.
Всё выплесни с души своей,
Что худо,
И всё плохое
Выбрось и забудь.
Жасмин подали
Жареное мясо,
Она была ужасно
Голодна.
Должок имею
К человеку в рясе,
И мать там обездолена
Одна.
Все слушали
И не перебивая,
Таращили от ужаса
Глаза.
Когда закончила,
Сказали: — Боевая!
И хорошо, что для ментов
Гроза.
За мать вступиться,
То святое дело.
Живи сколь хошь,
Мест много у костра.
Ты поступила
Правильно и смело,
И путь свой совершаешь
Для добра.
И мы тебе
Чем можем, тем поможем,
Вся наша жизнь
«Перекати трава».
Тебя мы сделаем,
Ни капли непохожей,
И будешь на свободе
И жива.
На том они
В ту ночь и порешили,
Жасмин, наевшись,
Отрубилась спать.
Ей прямо у костра здесь
Постелили,
И одеял ей кинули
Штук пять.
Она опять, как в таборе,
Там, дома,
Спала так безмятежно
Лёгким сном.
Здесь были все
Ей запахи знакомы,
Как в прошлом недалёком
И былом.
Она проснулась,
Свежей в изобильи.
Всю скинув тяжесть
Этих трудных дней.
К ней подходили
И знакомились, кто были,
В начале этой ночи
Не при ней.
Ведь час был поздний,
Многие уснули,
Хотя цыгане,
Могут и не спать.
И для Жасмин
Всю жизнь её вернули,
И ей хотелось
Жизнь ту вспоминать.
16
Василий Слуцкий
Был уже в Иркутске,
Где Павел встретил,
В аэропорту.
Не зря же говорил он,
Друг был лучший,
Они имели на двоих
Мечту.
Со школьных лет ещё
Они мечтали,
Военными
Разведчиками стать.
И в Академию
Совместно поступали,
Ребята рослые,
Породистая стать.
Но Ваську что-то вдруг
Забраковали.
Критерий был секретный,
Но запрет.
Друзья шумели,
Даже бунтовали,
Им снова повторяли
— Нет и нет.
Хотел и Пашка тоже
Ради друга,
Махнуть рукой
На давнюю мечту.
Василь сказал,
— Коль я рождён для плуга,
Ты должен за меня
Брать высоту.
И Ваську даже в армию
Не взяли.
Какой-то в родословной
Грязный след.
А он ещё на верх
Свой рот раззявил,
Быть рядовым
И то сказали нет.
Пошёл учиться Васька
На шофёра,
Сперва в колхозе
Газ — пять десять два,
Возил картошку,
Сено, помидоры,
Но, а зимой то уголь,
То дрова.
Лет через пять
Женился он от скуки.
Но с первых дней
Пошла жизнь кувырком.
Хотел он на себя
Наложить руки,
Пошёл купаться
Поздно вечерком.
Хотел он в речку
Сброситься с обрыва,
Но в отпуск прибыл,
К счастью, старый друг.
И он успел
Схватить его за гриву,
Чудовищною силой
Мощных рук.
Он только постучал в ворота
Ваське,
Жена сказала,
Он, мол, на реке.
И он успел,
Не допустил промашки,
Когда висела жизнь
На волоске.
У Васьки был
По плечи длинный волос,
И он даже чертовски
Был красив.
К тому же он имел
Отменный голос,
И песни пел он,
На любой мотив.
Девчат во круг его
Вертелось много,
А он даже ничуть
Не выбирал.
И взял он ту,
Что выглядела строго,
Ну и попал он с ходу
На аврал.
В ежовые взяла та
Рукавицы,
Любимца воздыхателя
Девчат.
У ней один был
И железный принцип,
Во всём, всегда,
Права свои качать.
Она была не склонна
К компромиссам,
Не зря так на лицо была
Строга.
И дело доходило,
Что дралися,
И в ход шли топоры
И кочерга.
Колхозная зарплата
Так, копейки.
Жена Томара,
Выносила мозг.
— Лишь улыбаться можешь
Прохиндейкам,
А в доме хоть бы в стенку
Вбил бы гвоздь.
Как баба,
Отрастил по плечи патлы,
Слоняешься, как тень,
Туда, сюда.
Смотри, чего достиг
Дружок твой Павел,
А ты, как был
И так и есть, балда.
И Васька влез в долги,
Тогда большие,
А как отдать,
Он даже и не знал.
С Тамаркой стали
Вообще чужие,
И каждый жил
На свой лишь капитал.
Когда у речки
Павел спас от смерти,
Ему поклялся Васька,
— Разведусь.
Пусть тварь она,
Теперь другими вертит,
Сам в город я уеду,
Разживусь.
Тогда и обещал ему
Павлуша,
— Лишь только получу
Большой я чин,
То больше дружбу детства
Не нарушу,
Так просто не должно быть
У мужчин.
— Ты потерпи
Два годика, прошу я,
И заберу тебя потом,
К себе.
Квартиру тебе выбью я
Большую,
Создашь семью,
Как хочешь по судьбе.
Но только думать
Перестань о смерти,
Ведь это самый
Мизерный твой путь.
Да в счастье наконец
Своё поверь ты,
Каким ты раньше был,
Таким и будь.
Когда уехал Павел,
То Василий,
После развода
Двинул в Краснодар.
Устроился работать
На такси он,
Что б заработать
И долги отдать.
Он проработал там,
Почти три года,
И Павел вызвал друга
В свой Иркутск.
Как раз в Жасмин день,
С табора ухода,
Не знав о том,
Чувства их влекут.
16
И за столом,
В большом шикарном доме,
Он Павлу рассказал всё
С первых уст,
О той, о повстречавшейся
Знакомой,
В глазах которой
Слёзы, боль и грусть.
И как она безумно
Удивила,
Что может тайну
Каждую постичь,
Что в ней живёт
Неведомая сила,
Которую даёт ей
Божий клич.
И что она
Дала ему свой адрес.
Что будет та в селе
«Орехов Бор»
И что, коль им
Нужны такие кадры,
Что б мы махнули к ней
Через забор.
— Такие люди
Нам нужны в разведке,
Ведь это самый
Настоящий клад.
— Такой вот дар,
Бывает очень редко,
Слова последние сказали
Вместе в лад.
И рассмеялись,
Общность ощущая.
— Она ещё красива
И стройна.
И умничка,
Конечно же большая,
Сама Богиня,
Думаю она.
Я думаю, ты будешь ей
По нраву.
Так продолжал Василий всё
О ней,
— Хотя она не любит
Жёстких правил,
Но со знакомством
Станет всё видней.
И Вася взял со столика
Газету,
Где прям на самой первой
Полосе,
Был заголовок там,
— Призвать её к ответу,
И фотография Жасмин
Во всей красе.
Да и статья
Почти на пол страницы,
Про то, что совершила та
В Москве.
И у друзей враз
Погрустнели лица,
И родилось
Решенье голове.
И Пашка выпалил:
— Всё, срочно завтра едем.
Я думаю она
В большой беде.
Менты за ней идут
Везде по следу,
А нука Вася,
Адрес её где?
Тут до Читы
Километров сто двадцать,
И там по месту
Тоже где-то сто.
Давай, мой друг,
В дорогу собираться,
Без нас ведь не поможет ей
Никто.
17
По всей Москве,
Аэропорт, Вокзалы,
Была облава
И безумный шмон.
Уже сбежавших
Многих повязали,
Кругом были солдаты
И омон.
Сменивши белый цвет волос
На черный,
И на лице создавши
Тонкий макияж,
Жасмин гляделась
Глупой и никчёмной,
И вновь с цыган толпой
Пошла на абордаж.
И вот они
На Киевском вокзале,
И как бы провожают
Молодых.
Жасмин менты
Конечно не признали,
А у цыган бумажек
Никаких.
И к этому
Давно и все привыкли,
Что цыгане без прописки,
Без бумаг.
Никто не знал,
Откуда они вышли,
А их в Москве
Три тысячи бродяг.
И все они всегда
Без документов,
И не боялись
Никогда ментов.
У них оркестр был
Из инструментов,
И каждый станцевать и спеть
Готов.
Вот так они Жасмин
И провожали,
Собравшись шумной
Свадебной толпой.
Менты им веселиться
Не мешали,
Всё было так,
Хоть сам ты песни пой.
В вагон вошёл,
Один с ней крепкий парень.
И был он в роли мужа
У Жасмин.
И сам играл,
Красиво на гитаре,
И был в своей игре
Неутомим.
На первой остановке
Парень вышел,
И в поезд сел в другой,
В обратный путь,
И поблагодарив
Его за крышу,
Жасмин легла на полку,
Что б уснуть.
В пути менты
Ещё порой шныряли,
И проходя торжественно
Вагон,
Внимания они не
Обращали,
Цыганку что в купе
Сморило в сон.
Весь путь был относительно
Спокоен,
И вот она,
Далёкая Чита.
Жасмин сошла легко,
Как сильный воин,
Хотя в душе,
Гудела пустота.
— Как встретит мать?
Конечно не узнает.
И ей потом о чём
С ней говорить.
Как всё-таки сложна
Вся жизнь земная,
И сколь путей
Придётся проторить.
Она зашла в столовку
На вокзале,
И что наспех съела
На бегу,
И на автобус
Чуть не опоздала,
Будь проклято оно
Это рагу.
Ещё в столовке,
Видела плакаты,
Что в розыске
Девица и портрет.
Ходили тоже
В патруле солдаты,
Из-за неё,
А может быть и нет.
Купив билет
И, севши у окошка,
Она вздохнула
Очень глубоко.
Теперь осталось ей
Совсем немножко,
Теперь уже совсем
Недалеко.
О том, что будет,
Думать не хотелось.
Она была уверена
В себе.
Авантюризм
И девичья смелость,
Как признак, были
У неё в судьбе.
18
Так получилось,
Что они в посёлок,
Все съехались
В один и тот же час.
И встретились
Компанией весёлой,
В дорожную гостиницу
Стучась.
Василий с Павлом,
На военной Волге,
Жасмин сразу с автобуса
Зашла.
Признать её
Не мог Василий долго,
А Павел был совсем
Не при делах.
Жасмин же враз
Ребят этих узнала.
И на бегу
Всё кратко объяснив,
— Мы за обедом
Встретимся — сказала,
И вместе побеседуем
Одни.
Сейчас себя
Я приведу в порядок,
С лица хотя бы
Смою всю гуашь.
Да и в себя
Прийти немного надо,
Ну, а потом,
Хоть вновь на абордаж.
Ребята тоже
Сразу согласились,
Ведь отдых бы и им
Не помешал.
Они ей, как на голову
Свалились,
Спасать от неприятностей
Спеша.
Гостиница была почти
Пустая,
И на ресепшене
Лишь девушка была.
Она сидела,
Книжку там читая,
Ведь были все
Поделаны дела.
Когда зашли толпой
Все сразу трое,
Она вскочила,
Книжку отложив.
— Надолго вас в гостинице
Устроить?
Хотите ли вы здесь
У нас пожить?
Запричитала та
Скороговоркой,
Боясь, что вдруг
Откажутся они.
Ей было жаль
Лишиться этой тройки,
И так задаром
Проходили дни.
— Пока на сутки,
Там продлим быть может.
А вы Жасмин?
Стал Павел вопрошать
— Я, как и вы,
Пойду отмою рожу,
Потом и буду
Дальше всё решать.
Девица на ресепшене
Сказала,
Что б подали свои ей
Паспорта.
Жасмин же это
Как-то проморгала,
Ведь в документах
Та была пуста.
— Простите, а без паспорта
Мне можно?
Я паспорт не имела
Никогда.
Девица как-то
Глянула тревожно,
— А эти двое
С вами господа?
— Да, да мы вместе —
Враз вмешался Павел,
— Её на паспорт
Оформляйте мой.
— Конечно это
Делать я не в праве,
Ну девушку мне жалко
И самой.
Ну хорошо,
Вот вам ключи с постелью,
И извините,
Горничных нет здесь.
В столовой есть
Бифштексы и Паэлья,
Я думаю, что хватит вам
Поесть.
Газеты свежие
Есть тоже в вестибюле,
Но вот удобства
Правда во дворе.
Меня зовут Кожевникова
Юля,
Вы первые за месяц
В сентябре.
И есть у нас
Натопленная баня,
Но у неё
Отдельная цена.
Я думаю,
Что ваш бюджет потянет,
Но девушка,
Вот сможет ли она?
— Не беспокойтесь,
Деньги я имею,
Кому за баню
Надо заплатить?
— Там банщик есть,
Зовут Варфаломеем,
Он может вас
И веником снабдить.
19
Договорились
Встретиться в столовой,
Часа наверно где-то
Через два.
— Сюда не сунусь
Никогда я снова,
Помягче Павел
Выбирал слова.
А Васька им сказал,
— А что, неплохо,
Хотя б такое
В нашем бы селе.
А то трудись
До самого издоха,
И негде отдохнуть
На веселе.
Пойду ка я
Побалагурю с Юлей.
— Тебя — Жасмин сказала
— Ждёт успех.
Она к тебе сама
Летит, как пуля,
Желаю вам приятных я
Утех.
И правда, тут же
Показалась Юля,
И обратилась к Васе
На ходу.
Вы не могли бы
За меня покараулить?
Минут через пятнадцать
Я приду.
На ресепшене Василь
Воссев на стуле,
И к стойке ближе
Пододвинув стул,
Он стал покорно ждать
Прихода Юли
И даже не заметил,
Как уснул.
Он чувствовал,
Что кто-то его гладит.
Набросивши на плечи
Тёплый плед.
Он даже слышал,
Кто-то ходит сзади,
За ним шагать
Стараясь тихо в след.
Он был в какой-то
Лёгкой полудрёме,
И улыбался
Нежно сам во сне.
Как буд-то он
В уютном чистом доме,
Но думал сам
— Наверно снится мне.
И вдруг глаза,
Хоть с тяжестью, открылись.
И он увидел Юлю
Над собой.
— Ой, извините,
Вы уже явились?
— Уже минут я десять
Здесь с тобой.
Простите, что на ты,
Но ты с дороги,
Из-за меня
Не удалось поспать.
Но счастье то,
Что мне послали Боги.
Я не имею права
Потерять.
Тебе сама
Постель я постелила,
И в номер проводить хочу
Тебя,
Как мужа милого,
Которого б любила,
И он бы отвечал бы мне,
Любя.
Признаться вам, тебе
Я Вася трушу.
Сама не знаю,
Что теперь со мной.
Но ты запал,
Как Ангел, в мою душу,
Боюсь что б не прошёл ты
Стороной.
Ты думаешь,
Вот девушка наглеет,
А хоть и так,
Но очень мне ты люб.
Пока ты спал,
И сон я твой лелея,
Твоих касалась,
Нежных страстных губ.
Как только вы зашли,
Я враз влюбилась,
Такого я наверно
И ждала.
Видать Господь,
Свою послал мне милость,
Хоть я в признаньи
Чуть не умерла.
Ещё ни раз
Я в жизни не любила,
Но, как и все,
Ждала своей любви.
И ты пришёл,
Таинственный и милый,
Волной прошёл
По венам, по крови.
Василий это слушая,
Опешил,
Такое он и сам
Хотел сказать.
В отличьи от неё
Был Васька грешен,
Ну что теперь
О старом вспоминать.
И он сказал,
— Моя родная Юля,
И ты запала
Сразу в душу мне.
Меня ты к жизни,
Словно Бог, вернула,
И как я рад,
Что это не во сне.
— Пойдём со мной,
Потом сказала Юля.
— Удачу я не выпущу
Из рук.
Я в номере
Твой сон покараулю,
И пусть без вас
Пока побудет друг.
20
Там в номере горели
Ярко свечи,
Был стол накрыт,
Закуска и вино.
И белая постель,
Ну всё для встречи,
Какой обое
Ждали уж давно.
Когда ты это
Только всё успела?
Уже мне Вася
Двадцатьпятый год.
Устала не душа одна,
Но тело,
Его Физиология
Зовёт.
Мужской любви
Ещё я не познала,
И всё, что я задумала,
В первой.
Но просто жить
Одна уже устала,
И я к тебе,
Как в омут головой.
Она была действительно
Красива,
Любовной речью
Разгорячена.
— Я самый, самый
На земле счастливый,
И с этих вот минут
Ты мне жена!
Откуда столько счастья
Привалило?
А был момент,
Что не хотел я жить.
Мы вместе так
Мгновенно полюбили,
И не успели даже
Подружить.
— Зачем любовь
Растрачивать на дружбу?
В любви все эти чувства
Есть вполне.
Пять лет можно дружить,
Не обнаружив,
Что может в миг
Так запылать в огне.
И подойдя к столу
И взяв бокалы,
Василий их наполнил
До краёв.
— Что б наша жизнь,
Такой же полной стала,
Давай до дна
С тобою за любовь.
Потом он Юлю
Взял легко на руки,
Не только был красив он,
Но силён.
И вот уже
Дыханий страстных звуки,
Сплелись в один,
И любострастный стон.
И грудь её,
И стройненькие бёдра,
И талия красивая,
И бюст,
Враз истощили
Взлёт его природный,
И чувствовать он начал,
Что он пуст.
И Юля это то же
Понимая,
Сказала — Милый,
Ляжь и отдохни.
В столовой встретиться
С друзьями надо силы,
Ведь знаешь сам,
Что будут ждать они.
И он был Юле
Очень благодарен,
За чувства все
И за высокий такт.
— Тебе придумаю
Я песню на гитаре,
Как первый только выпадет
Антракт.
Я воспою тебя
Мою Богиню,
Сотку тебе ковёр
Из нежных слов.
И никогда
Тебя я не покину,
Ведь ты мой свет
И жизнь, и любовь.
21
Как и условились,
Собрались все в столовой.
Кухарка стол накрыла
Быстро им.
И на Жасмин смотрел Павел
По новой,
Красавица стояла
Перед ним.
Курчавились по пояс
Её пряди,
Что вновь приобрели
Белесый цвет,
В глаза её
Он голубые глядя,
Вдруг вслух сказал,
— Тебя прекрасней нет!
Жасмин ответила:
— Ты мне приятен тоже,
С тобою встречи
Я давно ждала.
Когда мы встретились,
Мороз бежал по коже,
Так захотелось
Твоего тепла.
Сиял, как нимб,
И Васька тоже рядом,
— Ты что родной,
Так светишься, как лунь?
— Я думаю,
Меня поздравить надо,
— А ты через плечо
Три раза плюнь.
Да постучи по дереву
Три раза,
Что б в сердце твоём
Свет сей не погас.
Друзья, я вам
Любовью сей обязан,
Я в облаках витаю,
Как Пегас.
Отсюда я уеду
Только с Юлей,
Или останусь здесь с ней
Навсегда.
Жасмин и Павел
Вновь переглянулись,
Тогда и с Пашей
Тоже мы тогда.
Теперь у нас сложились
Обе пары,
Но надо мне решить
Мои дела.
И время не хочу
Терять я даром,
Что б уничтожить
Здесь истоки зла.
Схожу сегодня
К матери на встречу,
Нам с ней друг друга,
Знаю, не узнать.
Но может быть
На сердце станет легче,
Ведь всё-таки
Она родная мать.
Быть может, я смогу помочь ей
В чём-то,
И от проблем дальнейших
Уберечь.
Она меня
Запомнила девчонкой,
И это будет первая
Из встреч.
И Павел ей сказал:
— Пойду с тобою,
Она ему ответила:
— Нет, нет.
Лицо у моей матери
В побоях,
Хоть не пришлось ей
Бедной умереть.
Кто это сделал,
Я уже всё знаю,
Обидчиков
Сама я накажу.
И также их ногами
Напинаю,
Потом ещё в тюрягу
Засажу.
А ты пока,
Пройдись сам по посёлку,
От Юльки Ваську
Нам не оторвать.
Да и с него
Большого нету толка,
Он рад теперь
Лишь Юлю целовать.
А через час давай
Мы встретимся у церкви.
Ведь главные обидчики
Все там.
У Бога там под боком
Эти черти,
И их расставить надо
По местам.
22
Жасмин зашла во двор,
Толкнув калитку.
Там женщина сидела
У крыльца
Жасмин к ней подошла,
Её окликнув,
И ужаснулась
От её лица.
Лицо всё было в кровь
Её разбито,
В кровоподтёках
Мутные глаза.
Следы её мучителей,
От пыток,
И по лицу Жасмин
Скатилась вниз слеза.
Потом она сказала:
— Здравствуй, мама.
Пропавшая Анютка
Я твоя.
И Ефросинья
Шевеля губами,
Сама спросила глухо:
— Ты моя?
— Да мама, помнишь,
Доченьку Анютку?
Её цыгане выкрали
Давно.
И женщина спросила:
— Это шутка?
Такое ведь бывает лишь
В кино.
Пятнадцать лет,
Ни слуха и ни духа.
Была и я красива,
Молода.
А вот теперь
Я в сорок лет старуха,
Меня в пять раз
Состарили года.
Сосед Егор
Меня избили с сыном,
Я самогонки банку
Стырила у них.
Они меня поймали
За овином,
Ну вот и надавали мне
Под дых.
Да хорошо ещё,
Что не убили,
А у меня защиты, видишь,
Никакой.
Уж я и Бога, грешная,
Просила,
Чем жить мне так,
Так лучше упокой.
Так говоришь,
Что ты моя Анютка?
А где тебя носило
Столько лет?
Иль всё же вы
Сыграть хотите шутку?
А у меня
Что б поживиться денег нет.
— Нет мамочка,
Прошу я мне поверьте,
Все годы я не знала,
Кто я есть.
Недели две всего лишь,
Перед смертью,
Цыганка старая
Сказала эту весть.
— А как жила ты,
Доченька, все годы?
Одета ли была ты
И сыта.
— Да, я дышала
Воздухом свободы,
Цыганская как дышит
Босота.
Скажу, что плохо,
Могут не поверить.
Что хорошо,
Завидовать начнут.
Народ привык
Одной всех меркой мерить.
А многим год,
Идёт за пять минут.
У одного
Сухарь только в кармане,
Но счастлив он
И сыт, как никогда.
Другой ест мясо,
Как с утра лишь встанет,
Но счастья нет,
И у него беда.
У одного фуфаечка
На вате,
А у другого,
Шуба из песца.
И первый говорит:
— Спасибо, хватит.
Второй и в шубе
Ноет без конца.
Одни хотят и требуют
Излишков.
А за троих ты сможешь ли
Поесть.
Ведь солнца вровень
Всем даёт всевышний,
И каждому дал совесть Он
И честь.
Ну у кого-то
Совесть не проснулась,
И многим честь,
Как для футбола мяч.
А я к тебе
По совести вернулась,
И ты прости,
Мамулька и не плачь.
Теперь с тобой
Всё будет по другому.
Всех накажу,
Кто делал тебе вред.
И заберу
С собой тебя из дома,
Теперь в секретной
Части я служу.
Пойдём со мной,
Зайдём к твоим соседям.
Им отдадим
Мы твой сполна должок.
Возьми с забора,
Что б им дать отведать,
Какой-нибудь
По круче батожок.
Их будешь бить
Сама, сколько захочешь,
Их, сволочей,
Ни капли не жалей.
Запомнили тебя они
Что б очень.
И самогонку всю у них
Разлей.
Сама же к зелью ты
Не прикасайся,
Пить будешь только
Воду, кофе, чай.
За жизнь, что прошла,
Уже не кайся,
А что придёт,
Вот то и привечай.
23
Пойдясь по переулкам
И залескам,
До Церкви Павел
Через час добрёл.
Взгляд на ворота
Он свой бросил резко,
Но страх в груди
Он всё же поборол.
Там был плакат,
С его же ненаглядной.
Во всесоюзном розыске
Она.
— Я вам устрою,
Погодите, ладно!
Хотите битвы,
Будет вам война.
Дверь в храм была
Немного приоткрыта,
Священника увидев,
Он спросил,
— От вас бы мог бы
Срочно позвонить я,
За помощь я бы
Вам бы заплатил.
— А вы, простите, кто?
Я вас не знаю.
— Да вы мне даже
Вроде бы, как тесть.
— Да вы о чём,
Я вас не понимаю,
— Ну вы скажите,
Телефон то есть?
Потом я объясню вам
Всё подробно,
Сюда вот вот
Придёт и ваша дочь.
— Прошу уйдите,
Человек недобрый,
Вон за ворота,
И из храма прочь!
— Тогда сюда вот батюшка
Взгляните,
Ткнул удостоверением,
Под нос.
— И потому прошу вас
Не хамите,
И Никодим,
Как-будто в землю врос.
Полковник КГБ
Была там запись,
Российской Федерации
Причём.
— Да что такое-то?
Подумал он,- Вот напасть,
Простите, я не знал ведь
Дело в чём.
Конечно проходите
И звоните,
У нас межгород есть
И местный есть.
Сюда, сюда
Пожалуйста пройдите,
Ну надо же,
А вы сказали тесть.
Я и подумал,
Шутите наверно,
Но не для шуток,
Здесь построен храм.
Ещё раз извините,
Вышло скверно,
Я даже бы сказал,
Ну просто срам.
Всё сыпал Никодим
Скороговоркой,
— Вот здесь садитесь,
Вот вам телефон.
Он чувствовал,
Что дело пахнет поркой,
И думал, где же
Промахнулся он.
24
Набрав по коду
Номер длинный главка,
Он выпалил,
— Приказ по мвд,
Жасмин не останавливать,
Не трогать,
По ней ориентиры
Снять везде.
Она моя помощница
По службе,
И даже может
В скорости жена.
И ей везде выказывайте
Дружбу,
Ни в чём не виноватая
Она.
Приказ везде отправить
По Союзу,
И розыск всесоюзный
Прекратить.
Положив трубку на рычаг,
Бесценным грузом,
Он начал с Никодимом
Говорить.
А в это время,
В доме у Егора,
Шла экзекуция виновных,
Батогом.
— Вы этот день
Забудите не скоро,
Жасмин пинала морды
Сапогом.
А сын с отцом,
Под действием гипноза,
Так не могли и пальцем
Шевельнуть.
Жена Егора
Проливала слёзы,
Боясь на мать Жасмин
Даже взглянуть.
Жасмин сказала,
— Вашу самогонку,
Тащите всю
Немедленно сюда.
И от лежащих
Отошла в сторонку.
А Ефросинья ей
— Не будет ли беда?
— Для нас с тобой,
Беды уже не будет,
И что б в дальнейшем
Снова знала ты,
Что Бог по справедливости
Всех судит,
Совсем не так,
Как подлые менты.
Всего той самогонки,
Литров двадцать,
Жасмин разлила
Всюду им на пол.
— Что б знали вы,
Как с женщиною
Драться,
Другой раз посажу вас всех
На кол.
Жена Егора
Ей упала в ноги,
— Прости ты нас, Анютка,
Хватит им.
Жасмин взглянула,
На соседку строго,
— Я больше не Анютка,
Я Жасмин.
— Теперь пойдём отсюда,
Слышишь мама?
У нас ещё и в церкви
Есть дела.
И там, похлеще этой,
Будет драма,
Там и сидят как раз
Истоки зла.
На церкви колокол
Звенел тревожным звоном,
На этот звон
Сбежался весь народ.
Жасмин сказала им:
— Священник вне закона.
Он вас использует
И подло всем он врёт.
Сейчас он сам
Расскажет вам об этом.
Что сотворил
Он с матерью моей.
И пусть он вам
За всё теперь ответит,
И к вашим девушкам
О похоти своей.
Он развратил
Мою мать Ефросинью.
Потом толкнул
На произвол судьбы.
Он виноват
Пред вами всеми сильно.
А вы готовы за него
Разбить и лбы.
Вы трудитесь,
На Никодимских фермах,
Но у него
Сидите вы в долгу.
Но это только всё ещё
Во первых.
Он говорит, священники
Все лгут.
Что учат их,
Как управлять им стадом.
И что религии повсюду
И все ложь.
И так придумано,
Что сдерживать вас надо,
И в том, что в библии
Нет правды и на грош.
Жирует он,
На ваши трудовые,
А по ночам с женой
Смеются в тишине.
О том, что все вы
Олухи живые,
И он всех продаёт вас
Сатане.
Я дочь его,
Что выкрали цыгане,
Я дочь того,
Кто мучил мать мою.
За все грехи
Пусть гад он в бездну канет,
И я за правду эту
Постою.
Народ смотрел
Со злом на Никодима,
— Рассказывай всю правду,
Никодим.
— Права она,
Я грешный проходимец,
Она Анютка дочь,
Теперь — Жасмин.
Да, надругался я
Над Ефросиньей,
И запугал,
Что б не открыла рот.
— Цыган догнали б,
Коль хотели сильно,
Кричал весь в исступлении
Народ.
— Он не спешил,
Я был тогда в машине,
Кричал в толпе
Белесый мужичок.
— Пусть гад он церковь
Навсегда покинет,
Теперь к ментам
Попал он на крючок.
Тюрьма по ним
С женой давненько плачет.
А Никодим был бледен
И в поту.
Понять не мог он,
Что всё это значит,
Что правду он
Не мог держать во рту.
Как-будто кто-то
Управлял умело,
И мыслями его
И языком.
— Грехов у вас,
У вас я много понаделал.
Он говорил,
Как будто в горле ком.
И ком не поглотить тот
И не сплюнуть.
И продолжал
Вновь Никодим вещать.
Со рта его текли,
Как пена, слюни,
— Я многих изнасиловал
Девчат.
— Да, к стенке
Надо ставить, пидараса,
Толпа гудела,
Как пчелиный рой.
— Всадить бы пулю
В мерзость эту в рясе.
Молчи уже ты гад
И рот закрой.
По вызову, что сделал срочно
Павел,
Доставлен милицейский был
Наряд.
Хотя был этот бой
Без всяких правил,
Но получил за всё тот поп
Не зря.
Всю церковь опечатали,
Закрыли,
Поставили дежурного
Мента.
Вот так взлетевшим,
Подрезают крылья,
Когда за правду
Выдана туфта.
Конфисковали
Сразу обе фермы.
Колхозу передали
На баланс.
А тем, кто даром
Тратил на них нервы,
Уже солидный
Выдали аванс.
Жена еврейка,
Взяв все в доме деньги,
Пустилась во все тяжкие,
В бега.
Жасмин была
Великим экстрасенсом,
И знала, где
Была её нога.
И далеко
Уйти та не сумела.
Под стражу в тот же день
Была взята.
Солидный куш
В руках она имела,
Но, как и поп,
Теперь она пуста.
Пролог
Жасмин и Павел
И Василий с Юлей,
Сыграли свадьбу
Общую для всех.
В селе всю шваль,
Вверх дном
Перевернули,
И дальше в жизни
Был у них успех.
Они теперь
Работали в столице,
Жасмин и Васька
Во взваньи капитан.
Им очень шли погоны,
К юным лицам,
И Васькина исполнилась
Мечта.
А через год,
У каждой новой пары,
Была у Васьки дочь,
У Павла сын.
А мать Жасмин
Была ещё не старой,
И нянчила
Две обе их красы.
Она опять вернулась
К вере в Бога,
Но по другому,
В сердце у себя.
И бабушкой была она
Не строгой,
И малышей лелеяла
Любя.
Про старое она уже
Забыла,
Ей в этом помогла
Её Жасмин.
И всю большую
Их семью любила,
И душу отдавала свою
Им.
А с Никодима
Сан духовный сняли,
И отсидел в тюрьме он
Восемь лет.
Жене еврейке,
Только год лишь дали,
Но счастья у обоих
Больше нет.
А в том селе
Источники открыли,
Лечебные,
Построили курорт.
Людей с села
В район переселили,
Со временем решив
Земельный спор.
Цыганский табор,
Где росла Анютка,
Оседлым стал,
И крайне нелюдим.
Воспоминания о нём,
Лишь были в шутках,
Которые любили все
В Жасмин.
24.01.2021