Геннадий Фёдорович,
Друг наш дорогой!
Мы здесь в Германии
И вы в стране другой.
А между нами где-то
Дмитриевка наша,
И нас к себе она зовёт,
Руками машет.
На сорок дней тёте Ире
Сегодня тёте Ире
Сорок дней.
И за столом друзья
Собрались снова.
Что б помянуть,
Что б вспомнить всё о ней,
Простым, сердечным
И душевным словом.
Мой Бог
Мой Бог меня
Рабом не называет.
Мой Бог — отец,
Нет у отца рабов.
Не требует молитв,
Он сам взывает,
Не требует любви —
Он сам любовь.
Прошу вас
Прошу вас,
Не скрывайте чувств,
Любви своей,
К всем вашим ближним.
Всю жизнь я этому
Учусь,
Пред низкими
Ещё быть ниже.
Бинокль (На память Валентине Павловне)
Если сердцу станет
Одиноко,
И саму себя
Немного жаль.
То доставай
Свой полевой бинокль,
И гляди, сколь хошь,
На горожан.
Что написать?
Что написать, скажи,
Когда с тобой старик,
И даже в нечистотах
Бога выше?
Душа опять моя
Исходит вся на крик,
Но надо что б
Никто её не слышал.
Плохие сны
Плохие что-то
Стал я видеть сны.
В груди моей
Какое-то стесненье.
Не доживу наверно
До весны
И не увижу больше
Мир весенний.
Я тебя целовал
Я тебя целовал,
Когда ты не хотела,
Я к тебе приходил,
Когда ты не звала.
И в объятьях держал
Твоё нежное тело,
Но, а ты меня видеть
Уже не могла.
Я всех вас звал
Я всех вас звал
Ко мне приехать,
И много расточал я
Слов.
Теперь не будет
Даже эха,
На мой когда-то
С просьбой зов.
С каждой песней
С каждой песней
И я догораю.
В моём сердце всё меньше
Огня.
Я письмо напишу вам
Из Рая,
Если Бог там поселит
Меня.